Брезентовый парус и утонувший самовар
По закрытым глазам пренеприятно ударил свет.
— Славик… Славик… Вставай… пора уже… Славик… вставай…
Я отвернулся к стене и от этого света и этого назойливого голоса. Но меня трясли за плечо, стаскивали одеяло. И над всем этим звучал голос:
— Славик вставай… Славик пора… Славик… Славик…
Меня подняли с постели и я сидел на кровати пытаясь понять что происходит. Снится ли это мне или на самом деле… Наконец я понял что от меня хотят. Кое-как оделся и вышел в сад. Мне дали в руки куртку: одевай! Потом какой-то тяжёлый свёрток водрузили на плечо и в руку вложили тяжёлый мешок: неси! И мы пошли. Я шёл за двумя фигурами впереди, так и не осознав, зачем и куда. Я знал: надо идти!
До меня стали доходить звуки: звон ведра, гулкий звук шагов в лодке, стук весла и скрип уключины… Мы загружались в лодку.
— Славик, сталкивай и запрыгивай… И я сталкивал лодку в воду, залазил в неё и поудобней устраивался на носу. Я дремал. Лодка покачивалась, журчала вода, скрипели уключины вёсел. Гулко и отдалённо звучали голоса.
— Хватит ему уже спать! Скоро на основной рукав выйдем. Надо будет парус ставить.
— Всё, проснулся… — подал я голос и принял вертикальное положение. Оглядевшись, я понял: мы плывём. И плывём довольно давно.
Небо сплошь усеяно звёздами. Мутной змеёй тянулся Млечный Путь. Луны не было. И над рекой висела туманная дымка, приглушающая голоса и влагой осаждающаяся на одежду и предметы.
— Бр-ррр… что так холодно-то, а?!
— Если проснулся – садись на вёсла! Грейся! Мы уже устали…
Первые несколько гребков дались мне тяжело. Мышцы вяло и неохотно тянули. Но уже скоро я вошёл в ритм и мы пошли бодро к выходу меж островов, к большой воде – к основной и широкой реке, где берега едва виднелись.
Стена деревьев справа окончилась песчаной косой, открывая ширь Волги. Почти безграничные просторы вод отражали первые проблески зари. Туман расселся и было видно как ветер закручивает гребни волн. Моего лица коснулся ветерок и затих. Опять дуновение. И вот уже лёгкий бриз разворачивал старую лодку по течению реки. Бабушки засуетились.
— Прасковья, давай парус! Ладь…
Они вдвоем ловко развернули брезентовое полотно и закрепили к перекладине.
— Славик, бери мачту. Ставь вот сюда!
— Где мачта эта?
— Да, вот же она! Поднимай… Я поднял со дна лодки бревно с прорезью у заострённого конца и вставил в отверстие посередине скамьи, уперев основание под нею. Пока я поднимал и ставил мачту, бабушки успели пропустить через прорезь в бревне канат и дружно подняли перекладину с брезентом, закрепив концы вшитой в него верёвки по бортам лодки.
Парус сонно хлопнул тканью и обвис. Но вот подул, просыпаясь, ветер и упруго наполнил парус своей силой. Лодка почувствовав ускорение, задрожала и, набирая скорость, понеслась вперёд. За бортами стремительно зажурчала вода, лодку слегка вдавило в реку.
— Славик, хватай весло и на корму! Правь!
Я плюхнулся на корму с веслом. С ужасом наблюдая, как быстро у кормы проносились струи воды. Вода была так близко ко мне!
— А мы не утонем? А?
— Правь! Правь!
— А куда его тут ставить? Весло…
— В руках держи и покрепче, чтоб не вырвало.
Последнее предупреждение поступило вовремя: весло коснулось уже воды и её мощь, чуть не увлекла его за собой, в реку. Струи воды, журчащие по бортам, закручивались спиралями за веслом…
— Левее, Славик, левее… держись середины реки. Там течение быстрее. Быстрее приплывём.
Лодка вибрировала, мачта скрипела у основания. Но лодка, увлекаемая парусом, стремительно неслась вперед. Впереди показалось солнце, оно стремилось оторваться от горизонта, от островов поросших лесом.
Серый брезентовый парус, раскрашенный большими ржавыми пятнами, был с заплатками. Они отличались от старого полотна зеленью новенького брезента. Видимо, ночью, когда я спал, бабушка его латала. Я посмотрел на неё: неужели не хочет спать? Бабушки о чём-то переговаривались на носу лодки. Весело посматривали в мою сторону, говоря, видимо, что-то смешное обо мне. Еще бы! Я как заправский рулевой сидел на корме и вёл нашу утлую шхуну к далёким и не ведомым берегам, к берегам, поросшим камышом, кустами ежевики… и лотосом, качающимся в тихих водах ериков. Туда, где обитают только вороны, да лягушки… Хотя я неправ, конечно, бабушка говорила мне, что там есть и лисы, и зайцы… рыщут волки… Есть там и кабаны… А вот и ещё один житель диких мест! Высоко в небе, прямо над нами, кружил пернатый хищник. Орёл? Я почувствовал некое сожаление, что так мало знал о природе здешних мест. А ведь мой дед, заядлый охотник и рыбак, неслучайно сюда перебрался из Баку. Здесь есть, на что посмотреть и чему удивиться…
У отчаянных путешественниц, двух не унывающих бабушек, проснулся аппетит и они, один за одним, извлекли из мешков у их ног, узелки с провизией. Варёная картошка, помидоры, варёная, а ранее высушенная, рыба… а вот и яйца показались… Да, действительно, проголодались. Жестом спрашивают меня, что я буду. Качаю отрицательно головой. Но завидев яблоки, показываю, как надкусываю яблоко… бабушка поняла и, пробравшись осторожно по лодке, придерживаясь за борт, протянула мне три яблока.
— Скоро опять пойдём на вёслах. В ериках нет ветра. Так что отдыхай пока…
Она вернулась на своё место. Бабушки что-то стали обсуждать, показывая друг другу на берег по правому борту. Повернулись ко мне и машут руками, показывая направление. Смотрю туда, а там сплошная стена камыша и чакона. Направил лодку в указанном мне направлении… Ветер неожиданно стих. Парус пару раз надулся и обвис. Лодка, потеряв ход, закачалась на волнах. Нас несло течением и совсем не туда…
— Разбираем мачту и на вёсла!
Я и не предполагал раньше, что у этой спокойной старушки может быть такой командирский, командный голос. Капитан корабля! Солнце уже припекало и я, сняв с себя верхнюю одежду, сел за вёсла. В несколько гребков мы подплыли к стене зарослей, которые при нашем приближении расступились в стороны, обозначая едва видимую протоку, вся её поверхность была затянута плавающими на воде растениями…
— Всё, здесь мы на веслах не пройдём… Славик, складывай их. —
Бабушка быстро взяла длинную неровную палку, выполнявшую роль шеста, и, отталкиваясь от дна протоки, направила лодку вперед, в заросли камыша у огромного дуба, заселённого несметным количеством ворон. Продравшись через камыш, мы оказались в небольшой бухте с чистым песчаным берегом. Вытянули нос лодки на берег и бабушки, прихватив по горлянке, посудине из сушёной тыквы, пошли в разведку: ягоду искать. Они скрылись в высокой траве, в мой рос, и только шелест её и покачивание выдавали их присутствие. Но вскоре всё стихло в густой, сумрачной тени деревьев.
Я бродил по берегу, разглядывая и удивляясь первозданной дикости. Пару раз чуть не наступил на водянку, одна стремилась к реке, другая — на берег, с небольшой рыбой в пасти. Трогать их не стал. Не стал кидаться камнями или бить ветками, как это делают многие полуразумные… Мне нравились змеи. В них есть что-то таинственное, магическое. Они будто из другого мира, из другого измерения… Эти безногие существа вездесущи и стремительны. Пока я разглядывал змею с добычей, на лодке хозяйничали вороны. Они со знанием дела прыгали по сумкам и мешкам, заглядывая в них.
— А ну, пошли! Кыш! – Замахал руками я ещё издали и на бегу. Мои вопли не вызвали у них ни какой паники. Они, посмотрев в мою сторону и, видимо, оценив расстояние, продолжали мародёрствовать в нашей лодке. И только когда я схватил ветвь и подбежал, они взмыли в воздух. Пройдя по воде к корме, я понял: эти воровки улетели с добычей. Один свёрток с едой они сумели развернуть, раскрошив хлеб и картошку. Аккуратно всё собрав, я стал внимательней следить за лодкой и вовремя успел пресечь ещё две попытки вторжения этих крикливых и наглых птиц.
Пришли бабушки. Здесь мало ежевики, сетовали они и показывали мне полунаполненные горлянки. Надо на другой, второй остров. Он рядышком тут…
Мы столкнули лодку в воду. И опять пробирались сквозь густые заросли, пригибаясь и уварачиваясь от свисающих низко ветвей деревьев, росших у самой воды. Их мощные корни, как гигантские змеи переплелись, давая пристанище множеству лягушек и мелким, водяным, черепахам.
Проплывая почти вплотную возле корня дерева, выглядывавшего из воды, я заметил маленькую черепаху. Она сидела совершенно рядом. На расстоянии полувытянутой руки. Длинная шея с маленькой головкой, тёмный, плоский панцирь, усыпанный светлыми пятнами. Я протянул руку, намериваясь её взять её за панцирь. Но она укусив меня, за палец, юркнула в воду.
— Ах, ты…
— Славик, а ты что думал? Она игрушечная? И позволит взять себя? Им такие вольности не знакомы… Славик, смотри! Вон видишь, это растение на поверхности воды? Это чилим, водяной орех. Мы им в войну от голода спасались. Считай, все на нём и выжили.
Бабушка наклонилась к воде и вытащила пучок растения. Что-то сорвав, протянула мне. Это были зеленоватые плоды. Плотные и рогатые, как мины первой мировой войны. Значит чилим… Моя каникулярная экскурсия в самом зените!
Из узкой протоки мы выбрались на открытую воду. Перед нами была неширокая речушка, возможно тоже ерик. Пройдя немного вдоль неё, направили лодку к берегу. Непосредственно к берегу нам пристать не удалось. Всё мелководье было затянуто корнями деревьев, росших у самой воды. Обмотав цепь вокруг ближайшего ствола дерева, мы по воде вышли на сушу. Бабушки опять ушли осматривать окрестность, а я, побродив по воде, присел на мощный корень, выступающий из воды. Здесь в большом количестве летали стрекозы, и очень большие, и, совсем, крошечные. Иногда мелькали и бабочки. Вода совершенно прозрачна, чистое, золотистое дно… Стайки разнообразных мелким рыбёшек, метались по отмели, видимо, хорошо закрытой от хищных рыб. Вот мимо моих ног проплыл змееподобный малёк угря, вот бьётся о ноги рыбёшка напоминающая окуня… Здесь было небольшое течение и я заметил как оно несло крупную улитку, с витым заострённым панцирем. Она извивалась всем телом, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Таким спасением для неё стала моя нога. Она ловко ухватилась за большой палец и поползла вверх. Шевеля рожками-антеннами, она ползла выше и выше…
-Славик, выгружай всё из лодки! Тут будем. Ежевики несметное количество…
Вышедшие из чащобы бабушки, несли хворост. У них заметно прибавилось настроения.
— Сейчас поставим самовар, попьём чайку с еживичкой и пойдём собирать. А ты, Славик, удишь рыбу. И сделай кукан для неё. Там, в каком-то мешке я верёвку припасла… Пусть рыба будет свежая и живая. Сварим ушицы.
Я носил по воде вещи из лодки, а бабушки принимали их у меня на берегу. Потом собрали достархан у огромного старого, лежащего на песке, ствола дерева. С него местами уже облезла кора и бабушки ловко из неё сделали себе сиденья и что-то большой подставки под пищу или разноса… Закипел самовар, поставленный прямо на песке. Перекусив, бабушки пили чай с ежевикой. От плотного завтрака меня потянуло в сон. Я задремал…
— Просыпайся! Славик… Поднимайся! Мы уходим. Не забудь рыбу наловить…
— Ладно, ладно… — Я поднялся и сонно пошёл к лодке. Что за каникулы у меня такие: всякий раз меня будят и не дают выспаться. А скоро опять в школу – ранние подъёмы, уроки допоздна, зима с коротким днём… Бр-ррр… Я передёрнул плечами, стряхивая с себя неприятное видение. Зайдя в воду умылся и, забравшись в лодку, прошёл к корме, там, под сиденьем я оставил сумку с удочками и банку с червями…
Рыбалка обещала быть удачной. Мне сразу же попался крупный окунь, потом ещё один и ещё… Видимо эти хищники поджидали у мелководья своих жертв и сами стали жертвой – я их поймал. Потом был сом. При всей моей брезгливости к этой рыбе, я и его отправил болтаться на кукан. Сомов я не любил из-за их пристрастия к лягушкам и всякой падали в воде… А ещё они какие-то склизкие… Но бабушка любила сома. Говорила он сочный, мягкий, сладковатый и, самое главное, без костей. Попалась пара щук и несколько воблёшек, случайно, видимо, попавших в это скопище хищников. Кукан становился всё тяжелей и тяжелей. А мне всё сложнее и сложнее насаживать на него рыбу. Один раз я его даже упустил – пришлось нырять за ним. И на удивление, попался на крючок мне бычок-ротан. Он же только в солёной воде живёт! Или этот адаптировался?! И он, почему-то, был с голубыми глазами. У нас, в море, они с тёмными…
Пришли бабушки, с доверху наполненными ягодой вёдрами и полными горлянками.
— Ух, ты… сколько много… Варенье будем варить?
Они устало поставили вёдра у коряги и присели.
— Славик, выложи все вон из того большого мешка… Расстели его в тенёчке, подальше от солнца… но на песке… и высыпь на него собранную ежевику… Что наловил? На уху хватит? Да, да… так высыпай! Аккуратней только…
— Много наловил… Даже домой возьмём! У меня, как и у вас – урожай. Правда, в основном окунь…
— Вот и славненько… из окуня наваристая ушица будет. – Сказал,а поднимаясь баб Настя. – Пойдём, посмотрим… Потом отдохнём… попьём чайку и ушицу сварганим.
— Что сделаем? – Переспросил я. – сварганим?
— Да! Сварганим. Сварим… так понятней? Иш, горожанин! «Сварганим» первый раз слышит. Учись, пока мы живы! И чему только вас в школе учат… Только аглицким словам? Нерусь!
— Да ваше «сварганим», наверное, тюркское слово. Так что «нерусь» Вы зря…
— Это, какое такое «торское»? Что за нация?
— Тюркское! Это, как и славяне… много народов от них произошли… или язык унаследовали ассимилировав с ними… Татарское, казахское… башкирское, может быть! «Башка» ведь нерусское слово, а вы все говорите его: «Думай башкой», «что у тебя в башке» или «как дам по башке»… — Засмеялся я.
— Иш, грамотей! Давай показывай улов!
Мы стояли уже в воде, у лодки. Я, забравшись в неё, пробрался к корме, отвязал кукан и осторожно провёл его вдоль борта на нос лодки, к баб Насте.
— Во сколько!
— Молодец, молодец! – К нам подошла бабушка с котелком. – Ну, что Настя… сварим окуньков? Или сварганим? – сказала она, хитро глянув на меня.
— Ха! Я уже усвоил урок. Сварганим – сварим…
— Или сделаем. – Сказала баб Настя, снимая окуней и выкладывая их в котелок моей бабушки.
Я вернул кукан на место, а они пошли чистить рыбу. Ловить мне уже не хотелось, но, вот, перекусить бы было не плохо… А так как уха лишь намечалась, я пошёл лакомиться ежевикой. Вкусняка! Невероятно вкусная ягода и даже не понятно как так – дикая! Росли бы так же, дико, арбузы с дынями… Эх, сейчас бы арбузика… Не видать мне арбузов астраханских – я уже уеду или буду уезжать, когда они появятся на рынках…
Меж двух рогатин, плотно загнанных в песок, положили ветку и повесели на ней котелок с будущей ухой. Развели костёр. И уже скоро уха забулькала, брызгая на огонь, от чего тот недовольно шипел и плевался искрами. Бабушка бросила целыми, не чищенными, луковицы, горсть перца горошком… Попробовала на соль.
— Попробуй. – Протянула мне с ложку с парящей жидкостью. – Не пойму что-то…
— Н.. нет, спасибо! Не хочу пробовать… Горячая уха.
— Настя… — Бабушка протянула ложку подруге.
— Думаю, что хватит. – Сказала та. – По вкусу подсолим в тарелках…
Уха удалась! Наваристая. Вкусная, с каким-то особым привкусом. Наверно это запах костра. Я уже заметил, что чай самоварный вкусней, чем при кипячении в обычном чайнике. В чём секрет? Магия огня? Мистика… Можно понять древних людей, поклонявшихся огню. Огонь это – вкусная, горячая пища, огонь это – тепло… Прометей пожертвовал собой ради огня и людей… Так они и стали огнепоклонниками! Правда, огонь это и смерть. Тем больше значимости огню! Спички детям не игрушка… так кажется.
Неутомимые бабушки опять собрались за ежевикой.
— Доберём и будем собираться. Интересно сколько времени сейчас?
— Айн момент, бабуля. Сейчас посмотрим на солнечные часы. – Быстро с ориентировавшись по движению солнца, восток и запад, и, начертив круг на песке, разметив его, поставил ветку в центр…
— М-ммм… Получается… примерно два часа! Плюс-минус пятнадцать минут…
— Хорошо. Есть ещё время. Пошли мы.
— А мне что делать?! Можно с вами?
— Можно. Но сначала долови рыбы – чтоб и нам и баб Насте хватило. Возьмёшь вон ту горлянку. – Бабушка показала на небольшую горлянку, в которой до этого у неё были сложены варёные яйца.
— Ладно.
Я уже сидел на корме и разматывал удочку. Клёв был хорош. И лишь единожды удача отвернулась от меня. Я потеряв бдительность забросил грузило по дальше, к самому краю протоки… А вытянуть леску не смог – зацепился крючок мой… Я нырнул, в надежде отцепить… но в том месте было глубоко и темно… Вдруг там сом сидит и поджидает жертву?! А тут я. Нате, ешьте… Я в панике вынырнул и быстро забрался в лодку. Ну и ладно! Не очень-то и хотелось… У меня ещё есть удочка. Потянув сильно и резко, я сломал крючок. Собрал бесполезную уже удочку и, закинув её в сумку, извлёк другую, с двумя крючками. Насадив червя только на один, самый верхний крючок, закинул. Рыбалка продолжилась, и скоро кукан стал полнее прежнего и совсем неподъёмным… Понадёжнее закрепив пойманную рыбу, сложил удочки. Взяв указанную мне тыкву и отправился искать собирательниц ягод. И уже скоро нашёл их по голосам. Они напевали старинные песни…
— Вы чего это поёте в лесу?
— А, пришёл?! Змей отпугиваем. А то их тут пруд пруди… Укусит и поминай как звали! А жить то ещё хочется, вот и на свадьбе твоей погулять, например…
— Я никогда не женюсь!
— А что так?
— Все девчонки вредные. Только жизнь себе портить…
— Во как! Настя слышала? – Засмеялась бабушка.
— Все они так говорят… Аппетит приходит во время еды! – подала голос баб Настя где-то поблизости, из-за куста ежевики.
— Аппетит здесь причём?! – Обиделся я. – Все девчонки вредины, ябеды и зазнайки…
— Ты здесь поаккуратней! – Сказала мне резко бабушка. – Там вон, внизу, осиное гнездо… заденешь их – убежишь как ошпаренный… Осторожней будь, смотри внимательней и их не трогай. Мы не трогаем их, они не трогают нас. Понял?
— Ес! Понял…
И я включился в процесс. Бабушки опять запели песни, распугивая змей, а я не торопясь ел и складывал ежевику в горлянку, висевшую у меня на шее и болтавшуюся ниже груди, у живота… Бабушки очень быстро отдалились, их голоса слышались где-то далеко впереди. Мне в который раз попалось осиное гнездо, да ещё, какое, большое! На нём плотно роились осы. Одни взлетая с него, другие садясь, занимали их места. И как на зло, возле этого гнезда, на ветвях кустарника, вокруг, много ягод… а мне ещё половину горлянки собирать! Здесь бы я смог набрать горлянку и ещё вдоволь наесться! И я решил, взяв ветвь по длиннее, чтоб не покусали, скинуть гнездо. А потом подойти, когда всё успокоится, и собрать. Решено — сделано! Я нашёл длинную ветвь, подкрался и сбросил гнездо. Оно тяжело упало в траву, несколько раз ударяясь о нижние ветви. Осы заклубились вокруг куста и отдельные потянулись в мою сторону. Я решил бежать. Быстро продравшись сквозь кустарник и траву, выскочил на берег и забрался в лодку. Так на всякий случай, чтоб если что в воду нырнуть… Моя горлянка осталась возле куста. Не потерять бы её… Но всё было спокойно. Хорошо! И я, сидя на борту лодки, у кормы, принялся её раскачивать, как на качелях… И вдруг! Ой! Ай! Из зарослей вылетают бабушки, и громко топая ногами, в резиновых сапогах, бегут в мою сторону… Я испуганно подскочил в лодке.
— Что такое? Волки?
Лодка продолжала раскачиваться и я потерял равновесие, падая за борт, уцепился ногой за скамью… Лодка перевернулась. И я, погрузившись в воду, с ужасом увидел, как в воде падает бабушкин самовар, подняв облако мути со дна. Когда они успели его в лодку положить?!
Вынырнув, я увидел сидящих, по-шею, в воде бабушек.
— Ну что, доволен? Говорила же, не трогай ос! Балбес, стоеросовый! – накинулась на меня бабушка.
— А я-то здесь причём? Я тут был…
— Вот именно: ты тут был! А должен был собирать ягоды… Значит – сбил и сбежал… Кусайте осы бабушек! Они быстро бегать не умеют… Лодку перевернул… Хорошо, Настя отговорила складывать, а то бы и ягоды плавали сейчас…
— Ой, Прасковья! – Воскликнула баб Настя. – А самовар-то в лодке был. Я сама же его ставила…
Я не говоря ни слова, нырнул. Муть поднятая паденьем самовара рассеялась и он лежал на боку, отражая солнечную рябь воды… С первого раза вытащить его мне не удалось, но после двух погружений я его зацепил и, почти пешком, по дну, извлёк на поверхность.
Бабушки уже стояли на берегу. Мокрые. И сокрушённо смотрели, то на меня стоящего с самоваром в воде, то на перевёрнутую лодку…
— Переворачивай и суши лодку. – сказала вздохнув бабушка. – А мы пойдём, соберём рассыпанную ягоду. Хорошо хоть парус сухой… на берегу остался… А вёсла где?! Уплыли? Как мы добираться будем…
Я нырнул подлодку. Вёсла были на месте. Застряли уключинами в гнёздах…
— Порядок! – Вынырнув, радостно выдохнул я. – На месте! Есть у нас вёсла…
— Мы пошли, суши лодку…
Кое-как я перевернул лодку, но она была полна воды. Как я её вычерпаю, да ещё в таком количестве? Подумав, я решил её перевернуть опять верх дном и затащив носовую часть на ближайший корень, приподняв перевернуть… Так я и поступил. Тяжело, но я её вытащил на корень, почти до половины… с приподниманием такой тяжести оказалось сложнее и потопу перевернул как получалось… Результат меня порадовал – воды было немного. И я взял алюминиевую кружку вычерпывать воду…
Когда пришли бабушки, воды почти не было… так, немного болталось под мостками…
Глядя на бабушек, я подумал, как хорошо, что они не носят с собой зеркала. В старом комедийном фильме я видел такое же лицо, у заправщицы, которую покусали пчёлы…
— Славик, загружаемся! Укладывай вещи к корме, а ежевику сложим в нос лодки…
Самовар вернули в лодку и поставили его в середине. Все вещи я загрузил в корму, так, что там оставалось место только для ног. На носу лодки бабушки постелили разобранные мешки и ссыпали всю ежевику, что не уместилась в вёдра и горлянки.
— Собери хворост, чтоб самовар в дороге растопить…
— Что прямо в лодке? А если…
— После того как ты её утопил, ей пожар не страшен.
Я понял, что лучше помолчать – они ещё не отошли от потрясения. Собрал хворост. И мы, наконец-то, отчалили от этого щедрого на приключения острова. Мне даже не пришлось грести. Бабушки шестом, по очереди передавая, его друг другу, вывели лодку к большой воде. Мы дружно поставили парус и лодка, вновь, почувствовав силу ветра, понеслась вперёд. Вновь, вдоль бортов зажурчала, стремительно проносящаяся вода. Река уже не была пустынной как утром. По ней проходили моторки, проносились алюминиевые шлюпки с мощными «вихрями»…
Моя бабушка растопила самовар. А я сидел на корме с веслом и правил лодкой. Бабушки сидели на мостках лодки, на дне её, опершись спинами о борта, и что-то жевали и явно ждали чай. Они то и дело посматривали на самовар. А может, переживали, что он перевернётся?
Обгонявшие нас, в современных, скоростных моторках и шлюпках люди, весело махали нам руками, показывая друг другу, то на наш латаный парус с ржавыми пятнами, то на дымивший как паровоз самовар. Обгонявшие, улыбались нам, а некоторые и вовсе откровенно хохотали. Уж не знаю над чем, толи над парусом, толи над самоваром, который дымил в лодке, а может, над распухшими от укусов ос лицами старушек… Мне на корме было не уютно. И я завидовал всем этим людям, в лодках и шлюпках. Мне было стыдно сидеть в старой лодке, влекомой латаным парусом, с самоваром, дымящим в мою сторону. И я отворачивался и от этого дыма, и от этих ликующих людей, и от лиц покусанных осами. И мечтал побыстрей бы добраться до дома и скрыться от всего этого. Мне было стыдно.
Но я тогда ещё не знал, что и этот латанный брезентовый парус, и этот дымящийся самовар, и эти покусанные лица навсегда останутся в моей памяти добрым и светлым пятном. Я тогда ещё не знал, что это то, что я буду помнить всю оставшуюся и долгую жизнь.