Даниар Батрашев — «Астраханщина»

Уважаемый посетитель! Этот замечательный портал существует на скромные пожертвования.
Пожалуйста, окажите сайту посильную помощь. Хотя бы символическую!
Мы благодарим за вклад, который Вы сделаете.

Или можете напрямую пополнить карту 2200 7706 4925 1826
Или можете сделать пожертвование через

Вы также можете помочь порталу без ущерба для себя! И даже заработать 1000 рублей! Прочитайте, пожалуйста!

На протяжении двух месяцев, с августа по октябрь 1929 года, внимание всей страны было приковано к «рыбной столице Советского Союза». Так именовали в те времена нашу любимую Астрахань. Здесь, в здании Зимнего драматического театра проходил судебный процесс, который получил название «Астраханщина».

Как все начиналось

Почетную пальму первенства в выявлении и ликвидации преступлений официальная пропаганда отдавала нам любимым – прессе. В стране как раз нарастала кампания «самокритики», поощряя разоблачение бюрократов, волокитчиков, растратчиков… Газеты и многочисленные внештатные спецкоры, вскрывшие безобразия «невзирая на лица», были героями дня. В ноябре 1928 года в Астраханский окружной отдел ОГПУ поступило заявление владельца фирмы «Стекло» Акима Ситникова, в котором он сообщал, что его бывший компаньон Александр Бондаков давал взятки налоговикам. В числе взяткодателей были указаны также владельцы крупной торговой фирмы «Волгарь» Калинин и Батуев. После этого начались аресты, которые нарастали как снежный ком.

В чем обвиняли

Официально обвиняемым объявлялось, что под стражу их берут в связи с подозрением в совершении преступлений, предусмотренных статьями 117 и 118 УК РСФСР (дача и получение взяток). Однако практически сразу возникла идея превратить обычный уголовный процесс в политический. Решение придать делу политический характер было принято на самом высшем уровне. 27 мая 1929 года на специальном заседании Оргбюро ЦК ВКП (б) Вячеслав Молотов изрек: «Мне кажется, что в отношении астраханского дела нужно сказать, что это глубоко политическое дело».

По версии обвинения, чиновники налогового аппарата финансового отдела за взятки снижали размер налогового обложения, а служащие торгового отдела, опять-таки за взятки, предоставляли отдельным частным рыбопромышленным предприятиям нормы обработки рыбы-сырца, значительно превышающие лимиты, установленные центральными хозяйственными органами.

Центральной фигурой по линии финотдела выставили Анатолия Адамова, который в 1925–1927 гг. был председателем Губернской налоговой комиссии. Среди инспекторов особо выделялся Иван Семиков – по нему было установлены 16 эпизодов мздоимства с баснословной по тем временам суммой более 7 тысяч рублей (среднемесячная зарплата составляла тогда 20 рублей). Что касается торготдела, то здесь основными фигурантами выступали Александр Панков, возглавлявший отдел в 1926–1928 гг., а также его преемник в этой должности Валентин Протодьяконов.

Самую многочисленную группу подсудимых – 71 человек – составляли те, кого именовали «нэпманы». Вот так советская пропаганда рисовала образ «нэпмана».

68422579«В ГУБФО брали все…

…начиная от ответственных руководителей и кончая мелкими канцелярскими крысами». Так заявил на допросе ревизор Чурашев. Потом добавил: «не брал только инспектор Евгений Степанович Иванов, и то, только потому, что он стар и ему много не нужно». Инспектор Болдинского участка Семиков поведал, что приходивших посетителей встречали возгласом: «Вот и хлеб идёт!».

Яркий образец тому инспектор Белянин. Приехав в 1925 году в Астрахань, он сразу попал «в объятия» владельцев бакалйно-мучной фирмы «Волгарь-Возрождение». Фирма взяла «своего» инспектора на полный пансион. Компаньоны не только взяли на себя расходы по проживанию Белянина в центре города, но и, учитывая слабость 28-летнего инспектора к прекрасному полу, подрядились содержать его пассию, щедро оплачивая ее траты на дамские наряды. Один из совладельцев фирмы «Волгарь-Возрождение» в своих показаниях на следствии рассказал, что глава предприятия Батуев, отчитываясь на совещаниях с компаньонами о делах фирмы, в числе прочих затрат неизменно упоминал и о такой статье расходов, как «На Белянина».

Теоретически существовала возможность обжаловать произвол налоговых чиновников в Губернской налоговой комиссии. Однако её председатель Адамов сам не гнушался денежных подношений и признавал, что «вся это история поверок книг, в конечном счете, являлась ничем иным, как предлогом для получения взяток».

В исправительном доме

Существенный вопрос – насколько признания обвиняемых были добровольными?

Сохранился весьма любопытный документ на этот счет. Это – дело студента Астраханского мединститута Льва Келлера. В течение недели он содержался в Астраханском окружном исправительном доме, а выйдя на свободу, поделился впечатлениями со знакомыми студентами. Молодой человек поведал друзьям как ведутся следствия по делам «астраханщины». «Режим в Исправдоме убийственный, над заключенными издеваются, сажают в карантин на голый каменный пол. В Исправдоме, рассчитанном на 300 человек, сидит 800, набито как селедок в бочке, на прогулки не пускают…Наши следственные органы применяют методы истязаний. Заключенному, с целью извлечения показаний, разбили рукояткой нагана голову, придавили к стене и угрожали расстрелом… В Протодьяконова стреляли из нагана, одному из подследственных следователь Козлов ударил по физиономии».

Вскоре Келлер поплатился за «длинный язык». Его вновь взяли под стражу, обвинив в распространении слухов «порочащих работников прокуратуры».

Соратница Кирова содержала публичный дом

Это дело было приобщено к процессу наспех и придало ему особый «аромат». Выяснилось, что кассир-инкассатор кооператива Татьяна Алексеева, член партии с 1917 года, любительница кокаина, соратница Кирова и Агабекова в период их владычества в Астрахани, содержала в своем «домике на Набережной» элитный притон, куда любили приезжать отдохнуть от трудов праведных местные руководящие товарищи.

В справке, составленной для следствия, устраиваемые коллективные оргии живописались в следующих выражениях: «Половые сношения происходили на виду у всех, объекты как с мужской, так и с женской стороны чередовались между собой. Женщины напивались пьяными, в голом виде валялись по полу, кто хочет, тот их и брал, или устраивал над ними желательные ему эксцессы и то, что диктовало ему развращенное воображение…».

Сюда же прилагался длинный перечень – 53 человека – завсегдатаев притона. Среди тех, кто там упомянут, практически всё правление Астраханского ЦРК во главе с его председателем Соколовым, руководители биржи труда и губздравотдела, члены окружкома партии и секретари райкомов, а также председатель Астраханского губернского суда Глазков и его заместитель Калинкин, помощники губернского прокурора Черняев и Насыров.

На волне скандала стали сводиться личные счеты. Так, некая Черкасова сочла своим долгом поведать «о таких лицах, которые ради своих животных плотских потребностей продают интересы пролетариата». Бдительная доносчица, сообщая о своей соседке писала, что та «переменила десятки мужчин, удовлетворяя свои похоти в самом безобразном виде, преимущественно с чуждым пролетариату элементом: торговцами, армянами, грузинами, персами». Далее она указывала, что «эта штука, не довольствуясь этим, завела в последнее время себе заправского казака, кажется в прошлом активный белогвардеец».

Именно скандальный эпизод, связанный с притоном Алексеевой, затем всячески раздувался и смаковался, отчего на долгие годы стал своего рода визитной карточкой «Астраханщины».

Суд и приговор

Суд начался 27 августа в здании Зимнего драматического театра. Под скамью подсудимых отвели десять первых рядов партера.

56161518

В первый день обвиняемых под усиленным конвоем пешком провели из исправительного-трудового дома (ныне следственный изолятор № 1, известный астраханцам как «Белый лебедь») до театра.

34994531

Практически ежедневно на протяжении всего процесса краевая и окружная пресса печатала гневные письма и резолюции различных предприятий, организаций и отдельных лиц с требованием жестко покарать всех обвиняемых. От взрослых не отставали и дети. Пионер Ваня Голянкин от имени своих юных сверстников с недетской свирепостью требовал: «Тех, кто обвиняется в экономической контрреволюции предать без всякой канители расстрелу, а остальных заколотить в тюрьму!». Апофеозом стала многотысячная демонстрация, организованная властями. Колонны людей шли по улице Советской мимо Зимнего театра, неся транспоранты с надписями тира «Отщепенцев – к расстрелу!», скандируя: «Смерть вредителям!»

Обвинение потребовало смертной казни для 21 подсудимого. Суд ограничился четырнадцатью. Остальных приговорили к различным срокам тюремного заключения – от 3-х до 10-ти лет. Семь человек по непонятной и счастливой для них логике оправдали.

Каждый раз, когда прдседательствующий на суде Азеев называл фамилию приговоренного к расстрелу зал взрывался аплодисментами. В конце все присутствующие запели «Интернационал». Загадкой выглядит то, что ВЦИК помиловал Панкова. В 1932 году приговор в отношении него вообще тихо отменили «за недостаточностью собранных доказательств». Остальные были расстреляны в ночь – с 11 на 12 декабря 1929 года.

http://evgeniy-zarinsh.livejournal.com/14489.html

Добавить комментарий